словник
філософи
хрестоматія
енциклопедія
консультація
програма
           

    Хрестоматия


    Письмо Маркса П.В. Анненкову от 28 декабря 1846 г.

    Я пробежал книгу Прудона “Философия нищеты” за два дня. Нахожу книгу в общем плохой, очень плохой. Прудон преподносит нам смехотворную философию потому, что не понял современного общественного строя в его сцеплении. Прудон видит в истории известный ряд общественных эволюций. Находит в истории осуществление прогресса. Находит, что люди, взятые как отдельные личности, не знали, что они делали, что они ошибочно представляли себе своё собственное движение, т.е., на первый взгляд, их общественное развитие кажется вещью отличной, отдельной, не зависимой от их индивидуального развития. Он не в состоянии объяснить этих фактов, и тут появляется гипотеза о проявляющем себя всеобщем разуме. Прудон, признаваясь в полном непонимании исторического развития человечества, не признаётся ли в том, что не способен понять и экономического развития. Что же такое общество, какова бы ни была его форма?

    Продукт взаимодействия людей. Свободны ли люди в выборе той или иной общественной формы? Отнюдь нет. Возьмите определённую ступень развития производительных сил людей, и вы получите определённую форму обмена и потребления! Возьмите определённую ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите определённый общественный строй, определённую организацию семьи, сословий или классов - словом, определённое гражданское общество. Возьмите определённое гражданское общество и вы получите определённый политический строй, который является лишь официальным выражением гражданского общества. Излишне добавлять к этому, что люди не свободны в выборе своих производительных сил, которые образуют основу всей их истории, потому что всякая производительная сила есть приобретённая сила!, продукт предшествующей деятельности! Таким образом, производительные силы - это результат практической энергии людей, но сама эта энергия определена теми условиями, в которых они находятся: 1.производительными силами, уже приобретёнными раньше,
    2.общественной формой, существовавшей до них, которую создали не эти люди, а предыдущее поколение.

    Благодаря тому простому факту, что каждое последующее поколение (можно сказать каждое нынешнее поколение) находит производительные силы, приобретённые предыдущим поколением, и эти производительные силы служат ему сырым материалом для нового производства, - благодаря этому образуется связь в человеческой истории, образуется история человечества. Которая тем больше становиться историей человечества, чем больше выросли производительные силы людей, а следовательно, и их общественные отношения. Отсюда вывод: общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития. Сознают ли они это или нет. Их материальные отношения образуют основу всех их отношений. Эти материальные отношения суть лишь необходимые формы, в которых осуществляется их материальная и индивидуальная деятельность. Прудон путает идеи и вещи. Люди никогда не отказываются от того, что они приобрели. Но это не значит, что они не откажутся от той общественной формы в которой они приобрели производительные силы. Наоборот. Для того, чтобы не лишиться достигнутого результата, для того чтобы не потерять плодов цивилизации, люди вынуждены изменять все унаследованные общественные формы в тот момент, когда способ их сношений (в самом широком смысле) более не соответствует приобретённым производительным силам. Таким образом, экономические формы, при которых люди производят, потребляют, совершают обмен - являются формами преходящими. С приобретением новых производительных сил люди меняют свой способ производства, а вместе со способом производства они меняют все экономические отношения, которые были необходимыми отношениями лишь данного, определённого способа производства. Прудон не понял этого. Он не чувствует потребности говорить о 17,18,19 веках, потому что его история совершается в высях воображения и витает высоко за пределами времени и пространства. Для Прудона разделение труда - вещь довольно простая. Но разве кастовый строй не был определённым видом разделения труда. Разве цеховой строй не был другим видом разделения труда? Разве разделение труда в мануфактурный период, который начинается в Англии в 17в. и заканчивается в 18в., не отличается самым решительным образом от разделения труда в крупной промышленности? Говоря о разделении труда он не говорит о мировом рынке. Но разве разделение труда в 14,15 веках, когда не было колоний, когда Америка ещё не существовала для Европы, когда с Азией поддерживалась связь лишь через Константинополь, не должно было коренным образом отличаться от разделения труда в 17в. Разве вся внутренняя организация народов, все их международные отношения не являются выражением определённого вида разделения труда? Разве всё это не должно изменяться вместе с изменением разделения труда?

    Прудон так далёк от понимания о разделении труда, что даже не упоминает об отделении города от деревни, которое в Германии, например, происходило в 9-12 вв. Поэтому для Прудона это отделение есть вечный закон, ибо он не знает ни его происхождения, ни его развития. И он рассуждает так, будто бы этот продукт определённого способа производства будет продолжать существовать до скончания века (вечно). Второе - это машины. Связь между разделением труда и машинами у Прудона совершенно мистическая. Нелепо рассматривать появление машин как следствие разделение труда. При каждом виде разделения труда имелись свои, специфические! орудия производства. Например, с 17 по 18 век люди не всё делали руками. У них были инструменты, и очень сложные, как станки, корабли, рычаги и т.п. Прудон ещё меньше понял историю развития машин, чем историю их происхождения. До 1825г. нужды потребления росли быстрее, чем производство, и развитие машин было неизбежным следствием потребностей рынка. С 1825г. изобретение и применение машин было следствием войны между предпринимателями и рабочими в Англии. Применять машины в других европейских странах заставила конкуренция Англии. В Америке введение машин было вызвано как конкуренцией с Англией, так и недостатком рабочих рук - несоответствием между промышленными потребностями Америки и её населением. Бессмысленно превращать машину в экономическую категорию. Машина так же мало является экономической категорией, как бык. Современное применение машин есть одно из отношений нашего экономического строя, но способ эксплуатации машин - это совсем! не то, что сами машины. Порох остаётся порохом, употребляется он для нанесения ран человеку или для залечивания ран человека. Наконец, собственность образует последнюю категорию в системе Прудона. В действительном мире, наоборот, разделение труда и все прочие категории (Прудона) суть общественные отношения, которые в совокупности образуют то, что в настоящее время называется собственностью. Вне этих отношений буржуазная собственность есть не что иное, как метафизическая и юридическая иллюзия. Собственность другой эпохи - феодальная собственность - развивается при совершенно иных общественных отношениях. Определяя собственность как независимое отношение, Прудон совершает методологическую ошибку, и даже худшее этого: он не понимает той связи, которая соединяет все формы буржуазного производства, соответственно, не понимает исторического и преходящего характера форм производства. Чтобы объяснить развитие, Прудон вынужден прибегнуть к фикции. Он воображает, что разделение труда, кредит, машины и т.д. - всё это изобретено для того чтобы, служить его навязчивой идее - идее равенства. Его объяснение крайне наивно: все эти вещи (кредит, машины) придуманы во имя равенства, но! к несчастью, они обратились против равенства. В этом и состоит всё его рассуждение.

    Таким образом, Прудон не понял, что люди, развивая свои производительные силы, т.е. ЖИВЯ, развивают определённые отношения друг к другу, и что характер этих отношений неизбежно меняется вместе с преобразованием этих производительных сил. Он не понял, что экономические категории суть лишь абстракции этих действительных отношений, и являются истинами лишь постольку, поскольку существуют эти отношения.

    Таким образом, он впадает в ошибку буржуазных экономистов, которые видят в этих экономических категориях вечные, а не исторические законы, действительные лишь для определённой стадии исторического развития, для определённой стадии развития производительных сил. Следовательно, вместо того чтобы рассматривать категории как абстракции действительных, преходящих общественных отношений, Прудон видит в действительных отношениях воплощение этих категорий. В современной экономической жизни есть и конкуренция и монополия, и их синтез, являющимся не формулой (не воображаемым соединением), а движением. Движение, в котором и происходит действительное уравновешивание конкуренции и монополии. Монополия рождает конкуренцию, конкуренция рождает монополию. Это, не устраняя трудностей современного положения, создаёт в результате ещё более запутанное положение. Изменяя основу, на которой покоятся современные экономические отношения, уничтожая, тем самым, современный способ производства, вы уничтожаете не только конкуренцию, монополию, но и их антагонизм, их синтез - движение, в котором происходит их уравновешивание. Образец диалектики Прудона: Свобода и рабство образуют антагонизм. Мне нет нужды говорить о хороших и дурных сторонах свободы, и нечего говорить о дурных сторонах рабства. Стоит объяснить хорошую сторону рабства. После размышлений о рабстве Прудон будет искать синтез свободы и рабства, истинную золотую середину, иначе говоря, равновесие между рабством и свободой.

    Прудон понял, что люди производят сукно, холст и т.п., но не велика заслуга понять так мало. Но Прудон не понял, что люди сообразно своим производительным силам производят также общественные отношения(рабство и т.п.), при которых они производят сукно, холст. Что люди, производящие общественные отношения соответственно своему материальному производству, создают также идеи, категории, т.е. идеальные выражения этих самых отношений.

    Таким образом, категории также мало являются вечными, как те отношения, выражением которых они являются. Это продукты исторические. Для Прудона наоборот, первоначальной причиной являются категории, они, а не люди творят историю. Категория, взятая как таковая, т.е. оторванная от людей и их материальной деятельности, является конечно бессмертной, неизменной. Но она представляет собой лишь порождение разума (картинка лета, после того как настала зима, изображение без изображаемого). На место великого исторического движения, рождающегося из конфликта между уже приобретёнными производительными силами людей и их общественными отношениями, которые не соответствуют больше этим производительным силам: на место страшных войн, которые готовятся между различными классами одной нации и между различными нациями, на место практической и насильственной деятельности масс, которая одна будет в силах разрешить эти коллизии - на место этого продолжительного и сложного движения Прудон ставит движение своей головы. Разрешение современных проблем заключается для него не в общественном действии, а в круговоротах, совершающихся в его голове.

    Человек, не понявший современного состояния общества, ещё менее способен понять то движение, которое стремиться разрушить это общество, и литературные выражения этого революционного движения. Прудон с головы до ног философ, экономист мелкой буржуазии. Мелкий буржуа в развитом обществе, в силу самого своего положения, с одной стороны, делается социалистом, а с другой - экономистом, т.е. он ослеплён великолепием крупной буржуазии и сочувствует страданиям народа. Он в одно и то же время и буржуа и народ. Он гордиться тем, что он беспристрастен, что он нашёл истинное равновесие. Мелкий буржуа обожествляет противоречие, потому что противоречие есть основа его существа. Он есть воплощённое общественное противоречие. Он и должен оправдать в теории то, чем он является на практике. Прудону принадлежит заслуга быть научным выразителем французской мелкой буржуазии. Это - действительная заслуга, потому что мелкая буржуазия явится составной частью всех грядущих социальных революций.

Hosted by uCoz